Выбор оружия - Страница 67


К оглавлению

67

* * *

С утра мы ждали возвращения охотников и с места не двигались. Вернее, селянам - их, по моим подсчетам, в поселке осталось около десятка - пришлось трудиться с самого рассвета, расчищая завалы и пытаясь привести в порядок свои жилища. Но мы с Никитой сразу объявили, что пришли сюда не спины гнуть. Захватив оружие и раздобыв у Ильи Львовича бинокль, забрались на крышу трактира, чтобы наблюдать за окрестностями, не появятся ли военные или какое зверье. Крыша была наклонной, но по краю тянулась горизонтальная полоса жести метровой ширины, огороженная низкими столбиками с приваренной к ним трубой. Там мы и устроились, привалившись спинами к скату и свесив ноги.

Внизу бродили люди, засыпали рытвины с ямами, оставленные ооновцами. К двенадцати появилась Марьяна, принесла треснувший термос с чаем, бутылку водки, чашки, бутерброды с салом, которые напарник обожал всем своим хохлацким сердцем, а я не переносил, овощи и хлебные лепешки. Мы поели, они с Никитой выпили водки, я чая, а потом напарник стал Марьяне подмигивать и кривить рожу, показывая глазами на конек крыши, расположенный всего метром выше. Я сделал вид, что не вижу, хотя не заметить верблюжьи ужимки этого донжуана мог разве что слепой тюлень. Вновь свесив ноги с крыши, я откинулся назад, подложил руки под голову и стал оглядывать пейзаж. Ощутив спиной, как подрагивает скат, скосил глаза вбок и увидел сначала ножки Марьяны, которая на четвереньках взбиралась мимо остатков башни, где недавно Злой прятался от военных, а после и копыта Пригоршни пятьдесят второго размера. Они добрались до конька, слезли по другую его сторону и затихли.

Дул теплый ветерок, шевелил волосы. Я полежал-полежал, а потом сказал:

- О, привет, Злой!

Тишина на другой стороне крыши стала, если так можно выразиться, еще более тихой. Я выгнулся, задрал голову, упершись в скат теменем. Над коньком показалось перевернутое лицо Пригоршни. Он стрельнул глазами влево-вправо.

- Химик! - донесся исполненный ненависти и одновременно просящий, почти жалобный голос. - Не, ну твою ж мать!

Потом из-за конька возникла тонкая голая рука, сгребла его за белобрысую шевелюру и утянула обратно.

Я сел и взялся за бинокль. По словам Злого, охотники должны были появиться с севера, где больше всего рощ. И они не пешие, на конях. Водя биноклем из стороны в сторону, я сквозь дымку разглядел далекий водопад. Показалось даже, что вижу каменный козырек над ним и железную будочку, но последняя, скорее всего, именно показалась, слишком уж расстояние было велико.

Скрипнула верхняя ступень лестницы, ведущей с чердака, и в узком люке на углу крыши показался Илья Львович.

- Можно к вам, юноши… - он оглядел скат. - Юноша? Я махнул рукой.

- Залазьте.

Придерживаясь за низкую ограду и стараясь не смотреть вниз, старик прошел ко мне, сел рядом.

- Где ваш товарищ?

- Гуляет где-то, - неопределенно сказал я и спросил, чтобы сменить тему: - У вас бензина ведь нет здесь?

- У нас нет, - подтвердил Илья Львович. - Раньше был, Злой на мотоповозке ездил, но давно закончился, только в тракторе еще немного оставалось.

- А военные? Они откуда его берут?

- Рядом с заводом стоит пять больших бензиновозов, автоколонна брошенная.

- Кто ж ее здесь бросил? Старик пожал узкими плечиками.

- Этого никто не знает. Машины появились после очередного выброса. Позади завода есть глиняный карьер, и возле него вдруг возник кусок, то есть фрагмент дороги. Обычной асфальтированной дороги. И на нем - эти машины. Совсем старые, еще с советскими номерами. Судя по ним - из Севастополя. Откуда такие взялись в Зоне, почему через нее ехали, что стало с водителями… не знаем этого. Хотя в одной, в ведущей, водитель до сих пор есть, вернее, скелет его сидит, а на койке позади лежит скелет напарника. Я сам не видел, это Уильям рассказывал. Вот так вот, юноша. Позвольте мне чаю?

- Конечно, пожалуйста. - Я взял термос, отвинтил пластмассовый колпачок-чашечку и протянул старику. Вытащил пробку, налил и закрыл опять. Илья Львович кивнул, поднес зеленую пластмассу к губам. Руки у него немного дрожали. Поставив термос возле недоеденных бутербродов, я вновь откинулся на скат, подложил под голову ладонь.

Он спросил:

- Вы никогда не задумывались над тем, почему до сих пор власти не предпримут на Зону массированную атаку, не прочешут ее вдоль и поперек?

- Задумывался, - сказал я. - Наверное, сил не хватает.

- Если не одна Украина, а ООН, НАТО да российские войска? Должно хватить.

- Почему же тогда? - Илья Львович помолчал.

- Еще до того, как пространство вокруг нас свернулось и образовалась Долина, я слышал, что попытки организовать все это осуществлялись, но каждый раз проваливались. Не получалось организовать, переговоры срывались, люди на высоких постах внезапно и немотивированно меняли свое решение или происходило еще что-нибудь… Будто что-то отсюда, из центра Зоны, оказывает непонятное, но целенаправленное влияние на некоторые события в окружающем мире. А вот что привело к появлению Зоны - про это думали?

Глядя в небо, я ответил:

- Чего там думать? АЭС привела.

- АЭС… Нет, я имею в виду в более общем смысле.

- А, в более общем, - я обернулся к нему. - Ну, я слышал про такую теорию техногуманитарного баланса. Знаете о ней?

Илья Львович отпил вновь и, в свою очередь, посмотрел на меня.

- Лишь краем уха, молодой человек.

- Там ничего сложного. Есть, так сказать, технотехнологии, а есть гуманитарные. Люди создают всякие новшества - от колеса до клонирования, от Интернета до новых видов оружия. Эти технотехнологии влияют на нашу жизнь, то есть на жизнь всего человечества. С ними надо уметь управляться. И помогают их адаптировать в нашу жизнь и психологически с ними освоиться гуманитарные технологии. Ну это всякие социальные институты, новые методы обучения, НЛП, сама организация нашей науки, менеджмент, культура… Так вот, оба вида технологий должны идти нога в ногу, развиваться параллельно, а иначе черт-те что начинается. Если гуманитарные технологии опережают - получается какое-нибудь застывшее кастовое общество, вырождение. А если техника берет верх над культурой… В общем, тогда выходит то, что у нас началось в последней трети двадцатого века. Прогресс - ого-го, но сладить с ним мы не можем. Вот тогда кризис, а то и большая катастрофа.

67